[Коридоры и лестницы]

Святой отец был воистину прекрасен: алые сполохи румянца на бледных щеках, полуприпухшая, раскусанная губа и сейчас чуть ощутимо прижатая вострыми белоснежными клычками, растрепаные чьей-то (не будем переходить на личности) рукой волосами, небрежно скрывающими за завесью челки похоть темного взгляда. Тонкие кисти рук, изящные запястья, хрупко-ломкие движенья: точно искустный кукольник учит свою лучшую марионетку танцевать пасадобль. Послушно замереть в объятьях своего любовника, жадно, алчно ласкающего разгоряченно-возбужденное тело, не скрывая своей страсти. О да, воистину, не хватало только ошейника и наручников, смыкающих плотным кольцом повинующееся малейшему прикосновению тело.

Хриплый рык. Швырнуть мальчишку на кровать, заставляя его тело так развратно - пусть и только на миг - замереть в раскрепощенной позе желающей ласк уличной девчонки. Прелестно! В долю мгновения пронизаное расстояние: и вот уже шелковые ленты (ах, чер-ррт...!) смыкаются таким хрупким, но таким дразнящих символом власти: наручи и ошеник из струящейся ночи шелковых нитей: нежно. До безумия. Дорожка поцелуев чертит путь грядущих ласк: едва касаясь губ, до подбородка, ниже, по бледной, болезненно вытянутой шейке с голубоватыми, бъющейся крови, жилками-венами, язычком по впадинке на шее, ниже, влево - к ключице. Контрольный поцелуй - в сердце.